– Будут вопросы – звоните!

Лили вскипела: она готова была вернуться и броситься на учителя с кулаками, но страх войти в дверь вновь овладел ею – теперь гораздо более сильный, чем тот, который она испытала четверть часа назад.

Генджи бегло осмотрел листок, усмехнулся чему-то своему и передал его Лили. Она взялась за край бумаги, с ужасом осознавая, что руки у нее мелко дрожат – то ли от волнения перед поставленной задачей, то ли от близости Генджи. Все это время, возмущаясь и пыхтя внутри себя от злости, она пыталась задушить нарастающую тревогу, которая червями выгрызала в ней норы – если бы ее волнение, такое подвижное и живое, можно было бы увидеть невооруженным глазом, Генджи бы увидел, что тело ее все испещрено дырами.

Она боялась, что Генджи задаст ей какой-нибудь вопрос, касающийся ее знаний в области химии. Она не считала себя слабой в этом предмете, но на фоне умного одноклассника чувствовала, как становится незаметной в его тени – крошечная и невидимая. Наверное, это было главной причиной, по которой она не хотела – просто не могла! – писать работу с ним в паре: его непомерное эго заденет ее собственное. Лили не могла этого допустить.

– Ты в порядке? – спросил Генджи, заглядывая Лили в глаза.

Она вздрогнула, едва не выронив лист. Только теперь она заметила, что за все это время не прочитала ни строчки, хотя и осматривала бумагу в поисках чего-то примечательного.

– Д-да, – слабо ответила она, покачиваясь (ноги ее почти не держали). – Я дома гляну, хорошо? Наверное, я и в самом деле не в порядке.

– Ладно. – Пожав плечами, Генджи развернулся на пятках, чтобы уйти. – Ты, главное, не забудь подумать над темой. Мне-то, в общем, все равно, о чем писать, так что если у тебя есть тема, в которой ты чувствуешь себя увереннее…

– Я во всех темах чувствую себя достаточно уверенно, – заявила Лили, вспыхивая.

Лист нервно дрогнул в ее пальцах. Как же он бесит! Именно этого она и боялась – подобных уничижительных компромиссов. Да, может она и не чувствует себя достаточно осведомленной в той или иной области химии, но это же не значит, что он может это как-либо подчеркивать!

– Ладно-ладно, – примирительно пробормотал Генджи, уходя. – Я просто сделал предположение.

– Прощай! – огрызнулась Лили, а когда Генджи скрылся за поворотом, со злостью тихо добавила: – Идиот.

Хидео: приглашение

После урока истории ученики разошлись на перерыв, и Хидео, так и не пообедавший во время прошлого перерыва, отправился к своему любимому месту в надежде перекусить. Желудок ныл от голода – и если бы не рамки приличия, Хидео с удовольствием бы сейчас закинул в рот что-нибудь из оставленного мамой – например, бэнто. Он уже предвкушал этот сладостный момент, когда отведает вкусного риса с овощами.

Сев на лавочку, Хидео вновь всмотрелся в разноцветные кусты с цветами и невольно подумал о том, что они выглядят намного приятнее, когда рядом с ними кто-то стоит. Вдруг на ум пришла Хамада – она, как солнечный луч, возникла в сознании помимо его желания, и Хидео ощутил, как мурашки бегут по коже от одного только представления о девушке.

Он задумчиво поднес палочки к лицу, буравя невидящим взглядом кусты, и все думал, бесконечно долго думал о том, как бы отреагировал, появись Мичи прямо здесь, перед ним. Он бы не испугался, конечно, но его бы ужасно смутило ее появление – он ведь не звал ее. А давно ли ей стало важно, зовут ее или нет? Хидео может до потери сознания доказывать всем и каждому (в первую очередь – себе), что никто не имеет права нарушать его личное пространство без его ведома, но в действительности он прекрасно понимает – Хамада может. Она странная, а странным людям все можно.

Да и почему он вообще начал об этом думать? Что бы изменилось, если бы она пришла? Хидео уж точно бы не обрадовался – его едва ли хватало на то, чтобы не съязвить при виде Хамады. Вечно навязчивая, она нарушала его покой, как если бы неподвижную гладь воды вдруг взбаламутила лягушка. Он бы не обрадовался, нет, но, может, тогда его перестало бы глодать странное чувство, что он навсегда останется здесь, пока остальные ученики будут куда-то двигаться и духовно расти. Ему бы не хотелось всю жизнь провести в стенах школы, да он и не смог бы, ведь рано или поздно все отсюда уходят. Хидео казалось, что стены сдавливают его со всех сторон, давят своим пространством и не дают выбраться. Каждый раз, когда Хидео вспоминал о них – ему становилось не по себе. Сглатывая острую горечь, он старался забыться, уйти с головой в какие-нибудь чужие вселенные, где проблемы были не у него, а у других людей, существующих только в фантазии автора.

Аппетит после размышлений пропал, как будто его никогда и не было. Отложив палочки, Хидео тяжело вздохнул. Он не хотел показывать на людях свои эмоции, но они упрямо просились наружу – вот он потянулся рукой к губам, чтобы с силой закусить палец – это нужно было сделать, чтобы почувствовать боль. Боль отрезвляет.

На губу просочилась кровь из пальца. Почувствовав жжение, Хидео отнял руку. Наваждение прошло, и стены, и глухое одиночество, давящие на него своей неподъемной тяжестью, наконец отступили. Справляться с психологическими проблемами с помощью боли – способ вредный, но достаточно действенный.

Он был бы рад любому живому существу, даже Хамаде. В идеале, конечно, ему хотелось посидеть с Генджи – тот уж точно не станет терпеть тишину и расскажет о чем-нибудь интересном. Он сейчас буквально помешался на преступлениях, хочет непременно докопаться до истины, да только он же обычный школьник, такие, как он, разгадывают тайны только в детективных книжках да подростковых сериалах. И все же Генджи уверен в успехе дела. Может, это из-за того, что у него отец работает в полиции? Он как раз сейчас занимается этим делом.

Телефон завибрировал. Хидео потянулся за ним, и, вытащив, открыл сообщение в «микси». По забавному совпадению, писала Хамада:

«Где ты?»

У Хидео учащенно забилось сердце. Легка на помине! Стоило только подумать о том, что ее нет, как она внезапно появляется! Невесомое волнение подкатило к самому горлу, пока он печатал ответ:

«В саду».

Ему не слишком хотелось говорить о том, в каком месте он сейчас обедает,